Межрегиональная Общественная Организация
Развития Психологии и Психотерапии «Европейская Ассоциация Развития Психоанализа и Психотерапии» РО Москва ЕАРПП НО ECPP (Вена)

Доклад: «Тень третьего» в анализе доэдипального пациента.

Фадеева Марина, психоаналитик, член ЕКПП – Россия - Москва

Эдипов комплекс по своей роли центрального организующего  элемента структурирования личности представляет собой основную составляющую в психогенезе человека, и его можно определить как проблему социального измерения, конфликтную структурирующую, историческую в смысле ее проявления в относительно ранний момент развития каждого индивида.  Он представляет собой исходный узел всех человеческих взаимоотношений по его фундаментальной роли в структурировании личности и ориентации, которую должно приобрести желание взрослого человека.

Тяжело нарушенные пациенты, пережившие психотические срывы, в своей основе создали внутри себя, в своей  психической реальности, интереснейший негативный инвертированный Эдипов комплекс, содержащий прегенитальные садистические фантазии об эдипальной паре. В клинической работе видно проявление  сложного взаимодействия позитивного и негативного Эдипова комплекса, его двусмысленности, а также амбивалентные чувства по отношению к каждому из родителей.

В представляемом клиническом случае я хочу показать возникновение так называемой «тени третьего», проявляющейся в сложной, непредсказуемой атмосфере аналитического поля. И я рассматриваю только один аспект понимания ситуации, сложившейся в анализе, с точки зрения интерсубъективного подхода.

Молодая женщина, 33 года. Начала анализа полтора года назад. Пережила несколько психотических эпизодов в своей жизни, а также у нее есть опыт лечения в психиатрической клинике.  Практически постоянно жила с матерью и отцом, помогала вести небольшой семейный бизнес. По образованию – фельдшер. Психотические срывы повторялись в разных проявлениях раз в три-четыре года, начиная с 11-летнего возраста, в основном после серьезных потерь – смерти близких ей людей. В анализ пришла через год после очередного приступа. В промежутках между приступами часто меняла партнеров, проявлялись признаки аддиктивного поведения. В момент прихода в анализ не пила, не курила. Во время аналитической работы она переехала от родителей в отдельную квартиру, начались достаточно устойчивые взаимоотношения с бой-френдом, которого она теперь называет мужем. Я хочу рассказать об одной ситуации в работе, которая была в декабре 2011 года. В течении нескольких сессий она говорила об изменениях в ее жизни. Родители продают бизнес. Она не знает, что делать, как жить дальше. Но в тот момент, рассказывая о предстоящих изменениях, она была на редкость спокойна, не садилась на кушетке, спиной ко мне, не плакала, складывая салфетки определенным образом, а потом, унося их с собой, не обкусывала ногти. Просто была спокойна и говорила, что надо что-то делать, а она не знает. На предыдущих сессиях она часто говорила о монстре, который живет в ней, которого надо кормить постоянно в себе, чтобы он не никак не проявился вживую, но без которого она одновременно не может жить. Рассказы об этом монстре повторялись периодически от сессии к сессии.

На одной из этих тяжелых сессий в декабре, которые были  полной противоположностью предыдущим,  у меня появилась фантазия в виду почти физического ощущения, что «монстр» присутствует на сессии виде темной тени. Это была именно тень, пугающая и непонятная, как в фильме ужасов о призраках.

На сессии аналитик и пациент вместе образуют общность, единое целое, они разделяют иллюзии, которые работа анализа постепенно разоблачает. Перенос и контрперенос являются частями этой единой системы. И бессознательное взаимодействие аналитика и анализируемого является причиной появления интерсубъективного аналитического третьего как третьего субъекта, Огден рассматривает аналитического третьего как «…не единичное событие, идентично переживаемое двумя людьми; скорее, это совместно, но ассиметрично создаваемая и переживаемая система сознательных и бессознательных интерсубъективных переживаний, в которых участвуют аналитик и анализируемый… Бессознательные переживания анализируемого занимают привилегированное место в аналитических отношениях; именно переживание анализируемого (прошлое и настоящее) рассматривается обоими участниками сессии в качестве главного (хотя и не единственного) предмета аналитического диалога.»
В своей работе "Источники переноса" (Klein, 1952) она пишет: "… что в раскрытии подробностей переноса существенно важно мыслить в терминах как эмоций, защит и объектных отношений, так и тотальных ситуаций, переносимых из прошлого в настоящее"

У психотических пациентов реальность, внешний мир и психическая реальность существуют параллельно друг другу, т.е. психотическая система находится в динамическом балансе с непсихотической частью, а именно. то, что происходит во внешнем мире вызывает параллельные, но непересекающиеся процессы в психике. Рональд  Фэйрберн писал: «Невротик склонен обращаться с ситуациями во внешней реальности, как если бы они были событиями внутренней реальности, а психотик относится к ситуациям во внутренней реальности, как если бы они были событиями внешней реальности.» т.е. события во внешнем мире существуют как бы сами по себе, а все сознание пациента заполнено пугающими и страшащими фантазиями, которым нет выхода, и которые связаны с реальностью, внешним миром только посредством паталогической проективной идентификации.

В развитии ребенка очень важны изначальные эмоциональные возможности, которые могут усиливаться или искажаться ответной реакцией матери. Эти ранние искажения интуитивной и эмоциональной функций являются предвестниками уязвимости человека перед психотическим исходом. Балинт говорил о «базисном дефекте», о чем-то, что случается в первые месяцы жизни и вызывает недостаток интеграции в психическом развитии. Эти искаженные отношения между матерью и ребенком очень скоро интроецируются младенцем и влияют на его психический рост с самого начала. Если рассмотреть историю пациентки, то можно видеть раннюю психическую травму, которая произошла в раннем детстве. Мать, все внимание которой было поглощено больным старшим сыном и мужем, практически всегда , по словам пациентки, находящимся в состоянии алкогольного опьянения. Холодной,   «замороженной» матери очень сложно понимать и контейнировать чувства младенца. Она его просто не «видит». Возникает большая сложность в развитии диадных отношений с матерью. Имеет место быть эмотивная травма, происходящая от извращенных отношений между родителями и детьми, и составляет главный фактор, который искажает развитие детского сознания и строит психопатологическую структуру, которая будет установлена внутри младенца как часть его. Пациентка вела себя  таким образом, что заставляла меня испытывать чувства, которые по причине детской психической травмы не может контейнировать внутри себя и взаимодействовала со мной, заставляя переживать такие же чувства, что чувствует она на данный момент, рассказывая что-то из своей жизни, а именно страх, зависть, брезгливость, Т.е. чувства шли напрямую, и это был тяжелый комплиментарный контрперенос.

Из истории - В возрасте 2-х месяцев пациентка заболевает тяжелой формы диареи и вместе с матерью один месяц лежит в больнице. Возврат домой приходится на возраст около 3-х месяцев, возраста первой социальной улыбки по Малер и началу перехода с шизоидно-параноидной позиции на депрессивную, возраст начала прегенитального Эдипова комплекса.  В реальности пациентка увидела тень отца рядом с собой, т.к.  внутренний опыт существования объекта обнаруживается только тогда, когда ребенок на самом деле встречается с ним.

«Травма», которая действует с самого начала жизни, проникает в такие неосознанные функции, которые позволяют существование психической и эмотивной жизни и вызывает недостаток ментальной структуры, способной к пониманию психической реальности.

Часто идея внешнего объекта, в определенной степени искаженного проекцией, помещается внутрь личности и затем младенец (пациент) чувствует, что его атакует внутренний преследователь. Это тот «монстр», который, по мнению пациентки, жил в ней.  По мнению Кляйн, самой базовой и примитивной тревогой параноидно-шизоидной позиции является страх уничтожения личности изнутри, и для того, чтобы выжить, индивид проецирует этот страх во внешний объект в качестве защитной меры.          По мнению ребенка (или пациента), это делает внешний объект плохим, и такой объект скорее всего будет атакован. И в сложный период жизни, а именно изменения в реальности, страх потери финансовой поддержки матери, как страх отлучения от груди, от потока молока, дающего жизнь, пациентка регрессирует на более глубокий  уровень шизоидно-параноидной позиции, в котором расщепляет «монстра» на несколько частей, помещая эти части в  ближайшее окружение. В кабинете аналитика она оставляет именно самую тревожащую, вызывающую страх фигуру, частичный объект преследователя, отца. А так как, следуя теории Кляйн, можно предположить, что в раннем детстве и на наиболее примитивных уровнях психики взрослого существуют колебания большой амплитуды между хорошим и плохим, то она пытается и  удерживать хорошее и плохое раздельно. Т.е. хорошее это во внешнем мире –в восстановлении через дополнительную учебу лицензии на работу фельдшером, в месте работы, в руководителе организации, в которой она на данный момент работает. А все плохое – в кабинете аналитика. Именно там на данный момент самое страшный и невыносимый частичный объект, который стоит за фигурой аналитика, который одновременно и пугает, и является очень желанным, к которому испытывается сильное влечение. Если вернуться к изначальной, детской  ситуации пациентки, то можно увидеть, что взаимодействие с матерью, холодной и отсутствующей, не дало развития эмоциональной связи с матерью, не позволило создать ее полный образ. Как бы мать в реальности  есть, вроде живая и теплая,  но в психике она существует как что-то непонятное, а за этим непонятным - пустота, страшная и тяжелая, как пустая грудь, не дающая молока. ( мать пациентки кормила ее грудью до 2-х месяцев). Но нельзя идентифицироваться с пустотой,  но одновременно эту пустоту в самом себе необходимо заполнить, чтобы остаться в живых и выстоять. Когда младенец не удовлетворен, из его опыта исчезает хорошая, приносящая удовлетворение мать, но вторгается иной объект. В частично воспринимаемом внешнем мире ребенка отец начинает представлять эту вторгающуюся и наносящую ущерб третью фигуру и становится той самой пугающей тенью,  агрессивной и непредсказуемой. Пол Уильямс пишет, что «…эти пациенты пережили раннюю неспособность локализации их проекций, при этом в то же время они инкорпорировали часть внедряющегося объекта, который отказался интроецировать душевное состояние младенца. Этот внедряющийся объект вынуждает младенца исключить невыносимое душевное состояние, используя других в качестве носителя. В то время как нормальные процессы идентификации нарушаются, младенец начинает применять метод использования жестких проекций как часть его собственного умственного функционирования…».

Поведение на сессиях пациентки кардинальным образом меняется. Если раньше она могла говорить о своих проблемах, рассказывать сны, вести себя раскованно, высказывать свои эмоции, т.е. общение было возможно, то на данный момент она замкнулась в себе, практически ничего не рассказывает о работе и создается ощущение в контрпереносе, собственной ненужности присутствия на сессии, в кабинете. По ее словам, говорить с аналитиком о своих чувствах и переживаниях  страшно, т.к. это можно принять за бред и галлюцинации и за это аналитик может  вообще бросить, одновременно говорит о том, что надо вести себя так, чтобы аналитик выгнал из кабинета, сказав – «Вы не подходите для анализа». Пациентка одновременно признавая результаты терапии, говорит о недовольстве  анализом и проявляет готовность уйти из анализа. Т.е. развивается негативная терапевтическая ситуация, негативный инвертированный перенос, в основе которого лежит психотическая тревога, и который включает в себя фантазию о комбинированной родительской фигуре, находящейся в безостановочном сношении, т.к. эта тень  третьего теперь постоянно присутствует незримо в кабинете. Я считаю, что на данный момент я являюсь такой комбинированной фигурой в бессознательном пациентки. Одновременно и пугающей пустотой, пустой материнской грудью, и эрогированным пенисом, соском этой груди. Возникновение триангулярной ситуации, зарождение раннего Эдипова комплекса является тяжелым, сложным и часто просто непереносимым событием с жизни индивида.

У тяжело нарушеных пациентов, в анамнезе которых были психотические эпизоды, это может вызвать стремительный регресс и скатывание на ту позицию, которая являлась спасительной в другие стрессовые ситуации в жизни, а именно в психоз. При работе с психотическими пациентами, аналитик должен чутко реагировать в те моменты, когда, в сновидениях или в отдельных ассоциациях начинает проявляться интуитивное воображение или способность понимать собственные психические процессы.(ди Маси).

Но на эту ситуацию можно посмотреть и с другой точки зрения. В момент сильного переживания пациентка отказалась от проработки негативного прегенетального Эдипова комплекса, регрессируя на более глубокий и безопасный для нее уровень шизоидно-параноидной позиции, что позволило ей высвободить огромное количество энергии. Эта высвободившаяся энергия инвестировалась в получение интеллектуальных навыков, а именно в восстановление профессии и дальнейшей работе.
В заключение я хочу сказать, что  комбинированная родительская фигура, включающая в себя и «материнскую» и «отцовскую» части, находящаяся в бессознательном ребенка, является констелляцией раннего Эдипова комплекса, которая проявляется в негативном инвертированном переносе, т.е. если внешняя ситуация высвобождает психический процесс, в котором есть определенные содержания, а именно частичные объекты матери и отца слитые в одну пугающую фигуру и производящие определенные действия (сношение), то это создает одно целое и лежит в основе функций при различных условиях, а также позволят думать об определенном паттерне поведения.

Литература:

  1. Роберт Хиншелвуд «Эдипов комплекс в теории М. Кляйн»
  2. Роберт Хиншелвуд «Контрперенос: кляйнианская перспектива»
  3. Томас Огден «Мечтания и интерпретации»
  4. Франко де Маси «Психоз и травма»
  5. Франко де Маси "О природе интуитивного и бредового мышления: применение к клинической работе с психотическими пациентами»
  6. Ж.Бержере «Патопсихология. Психоаналитический подход»