Доклад: СОЗНАНИЕ И ПСИХИЧЕСКАЯ ТРАВМА. Аспекты психотерапии

Концептуальное введение к докладу.
       Александр Кантор, кандидат исторических наук, член Всемирного Совета по Психотерапии (ВСП; The World Council for Psychotherapy,WCP, Vienna, Austria)

  Категория «сознания используется в психотерапии в общем смысле как мера нормальности и состоятельности психики. Именно реабилитация (восстановление)  сознательной способности пациента к отображению и пониманию собственных проблем, взаимодействия с психотерапевтом, ответственности за себя самого, пребывания в  актуальном – здесь и сейчас – «хронотопе»  (пространственно-временных «воротах» смысла по А.Ухтомскому-М.Бахтину), иначе сказать, т.н. «расширение сознания» является сутью психотерапевтического процесса. Вместе с тем, категория сознания, как правило, присутствует в нем имплицитно, являясь предметом ,преимущественно, общепсихологических и философских штудий.
   Другой – весьма насущный  для психотерапии феномен наших дней (если не сказать, всего недавно прошедшего, а также наступившего столетия), а, главное, антагонист  сознательного бытия человека и человечества – психическая травма. Революции, мировые и локальные войны, Холокост и Гулаг, длительные конфликты, террористические акты, техногенные катастрофы, массовая гибель населения дают все основания говорить о глубинных (т.е. травматических) поражениях психики и, в первую очередь, способности человека быть реалистически-сознательным.
  Что, в свою очередь, привело к распространению явно деструктивных форм поведения (социальное и моральное отчуждение, аномии – суицид, насилие, разного рода аддикции) и  мышления, в т.ч., неадекватных представлений о мире (иллюзий, фантазий, утопий и т.п.).(Вряд ли случайным является двойная этимология греческого слова ««τραμα”, сочетающая значения «сквозного физического проникновения» и «фантастического мечтания», позднее перешедшего в категорию психического последствия травмы (отсюда латинское и немецкое по-латыни, и по-немецки, traum – сновидение, как и английское dream и drama) (Э.Креймер).
    Уже появление ребенка на свет – есть травма рождения, компенсируемая  в процессе роста разного рода знаниями и умениями, собственно сознанием. Впрочем, травматичность  как экзистенциальный ужас возможности  невыживания, латентно присутствует и практически всегда сопровождает сознание (и самодеятельность), создавая почву для самотравмирования (что в психоанализе называется влечением к смерти).
Будучи субъектом, человек  вынужден стать центром организации самого себя и окружения. Философы и психологи именуют это качество субъекта - Я или Self (Самость) и указывают на его амбитендентность. То есть,  бинарность и двоичность Я по своей основе (Д.Дубровский), всегда предполагающей, кроме себя, наличие  «другого» «Другим» становится - иной человек, окружающая среда, а также отраженные в собственной психике знания (представления) о самом себе (рефлексия, интроспекция) и т.д. Иначе говоря, субъектность всегда с кем-то (или чем-то) взаимодействует, обменивается чем-либо, что-либо отдает и что-то присваивает, являясь диалогическим центром сознания; эта бинарность Самости также определяет базовую неравновесность и подвижность субъекта, его креативность, впрочем, одновременно и слишком далекий уход от реальности, в невроз, психопатию, пограничное состояние и даже психоз.
Схема Самости иногда представляется как личностное ядро в форме арки (дуги), опирающейся, с одной стороны, на полюс признания (признанного) Я, с другой – на ведущие идеалы Я; внутри арки – созданные напряжением между полюсами наличного и будущего таланты и умения (Х.Когут).
     Работа сознания (субъекта, Самости) предполагает наличие  «механизмов», «аппаратов» или просто «факторов» собственной реализации. Принято считать, что к ним относятся, во-первых, функция гнозиса, познания (исследования, анализа, интерпретации, тестирования – как внешней, так и внутренней реальности, а  также защиты от нее  - при помощи мышления и воображения:  кодирования и моделирования реальностей в виде знаков и кодов: чувственных образов, логически «очищенных» понятий в целях сознания), именуемая в общей психологии когнитивной установкой, в психоанализе Эго, действующего на основе т.н. «принципа реальности». Во-вторых, функция ценности, мотива (эмотивная установка), определяющая значимость предмета взаимодействия и исследования; внутренне связанная как с наработанными Эго в ходе развития необходимыми принципами и целями (психоаналитическое Супер-Эго), так и  с бессознательными потребностями, влечениями (инстинктом  самосохранения, приемом пищи, эротическими и агрессивными импульсами; т.н. «принципом удовольствия» психоаналитического Ид); функция, в наибольшей степени связанная с эмоциями и переживаниями. И, наконец, третья опорная инстанция  субъекта – прагматическая, связанная с действенной реализацией задач субъекта, в большей степени относящаяся психическим функциям восприятия и ощущения, сенсомоторному аппарату психики, различными формами поведения.
    В результате действия перечисленных факторов (или «механизмов») активности сознания (субъекта), субъект приобретает некий багаж своего знания или его  со-держание, включающее знания, приобретенные из  жизненного опыта – воспитания, обучения, труда, межличностных отношений, схем поведения,  мышления, желаний, чувствований, в т.ч., страхов, тревог, болезней и пр., травматических фиксаций; закодированных в знаках, текстах,паттернах действий, представлений, идей, фантазий и пр. нарративов, составляющих некий информативный и смысловой универсум психики и сознания, называемых также в психологических науках «конструктами», в антропологии картиной мира (включая представления о самом субъекте, например, концепт Я, образ Я и т.п.). Многие из артефактов этих конструктов/картин присутствуют в психике скрытно от сознания, иные – сознания не хочет  знать и защищается от них, подавляя и вытесняя их в бессознательное. В любом случае, артефакты психики в их сознательных или бессознательных элементах представления и понимания мира и себя, защит от угроз существенно важны для управляющего психикой субъекта, постоянно отвечающего на вызовы внешней и внутренней реальности.
Событие психической травмы сопровождается физическим и духовным потрясением, реактивным (психогенным) возбуждением, равно оцепенением, окаменением, потерей самовыражения и пр. атрибутами измененного состояния сознания. Психика человека, в определенной степени, переживает переломные  состояния, напоминающие т.н. «лиминальную» (пороговую) стадию ритуальных действий (В.Тэрнер /V.Turner).Человек  как бы выходит за пределы реального, протекающего в настоящем хронотопа, хотя его сознание не исчезает (исключая клинико-хронические психозы), но, в значительной мере, сужается, «уступая» место посттравматическим новообразованиям (модель подобных трансформаций – «цимцум» - была описана еврейским мистиком 16 в. рабби Ицхаком Лурия). Данный этап инициирует нарушение амбитендентности сознания, его интенциальности и динамики. Самость сознания теряет свое «другое» Я - в широком смысле слова, прежний окружающий его мир, и человек не узнает ни себя, ни других, ему не с кем и не о чем говорить, произошло что-то прежде невиданное, для чего еще нет соответствующего языка, знания и даже чувств; здесь закладываются основы эмоционально-языковой алекситимии (П. Сифнеос). Последнее обстоятельство укореняет в психике пострадавшего «непереносимые представления» (Фрейд) и формирует представления с витальными угрозами, приобретающими  обсессивный характер - в форме посттравматического стрессового расстройства (ПТСР).
В целом, нарушается устойчивость и связность психических функций, в этом смысле говорят о расщеплении психики.
Психотравматическая картина мира насыщается переживаниями  «катастрофы» и «спасения», провоцирует  регрессии к психологическому прошлому не только в компенсаторных целях, но одновременно актуализирует, в т.ч., порой вытесненные фиксации прежних психических стрессов и расстройств («оживают» забытые раны) и, тем самым,  включает их в события наличной психотравмы. Последнее, помимо обострения текущих  переживаний, порождает генерализацию болезненных состояний индивида, а также, в случае массовых потрясений, всего (т.е. истории) общества. Чем, на мой взгляд, объясняются,  казалось бы, неожиданно быстрые, но в дальнейшем стойкие трансформации как отдельной, травмированной личности, так и культуры вследствие  переворотов, революций и т.п.; порой кардинально и надолго изменяющих ход истории и транслирующих события травмы последующим поколениям.
    Особую роль в перестройке индивидов играют психосоматические корреляты травмы, в первую очередь, связанные с нейродинамикой мозга. Так, референтность посттравматических представлений приобретает – в результате расщепления соответствующие – «вертикальные» (неокортексные, лимбические, палеокортексные), а также и «горизонтальные» (билатеральные) характеристики. В травматических фантазмах нередко «оживает» архаическая  агрессивность рептильно - эволюционного наследия, а то «прорастает»  некая высшая платоническая духовность и альтруистическая жертвенность; ориентированные либо на «левополушарные», отчужденные  схемы мироздания, либо на «правополушарные»,  аффективно окрашенные образы «слияния» и «растворения» в самом себе и окружающем мире.